Собираясь в отпуск, решил подлечить зубы: не хотелось ничем омрачать предстоящий отдых. А что? У нас все так делают…

Как «умная Маша», записался на приём к терапевту.
– Мне здесь делать нечего, тут надо рвать, – после секундного осмотра получил я обескураживающий вердикт. Свято (или слепо) верящий в непогрешимость и профессионализм советской медицины, направился к хирургу.

Возле кабинета одиноко скучал подросток, я сел рядом. Дверь открылась, выглянула «женщина в белом», лицо её было скрыто марлевой повязкой. Кивком пригласила парнишку в кабинет. Когда тот вышел, настала моя очередь. Жестом указав мне на кресло, жестом же попросила открыть рот. «Зубы у неё, что ли, болят?» – злорадно подумал я.

Выпроводив меня из кабинета, «марлевая повязка» кивнула на дверь пацану. Я удивился: обычно хирург, поставив уколы дюжине пациентов, ещё минут десять-пятнадцать выжидал, а тут…

Парень вышел, как-то странно огляделся и, для чего-то придерживаясь за стену, побрёл к выходу. «Повязка» выжидающе глазела на меня. Я в нерешительности остановился на пороге. Недовольный взгляд карих глаз и красноречивый жест в сторону кресла.

– Так укол-то ещё не подействовал, – я слабо пытался сопротивляться.
Энергичный, не приемлющий возражений взмах руки – пришлось подчиниться.

Не буду описывать, что было в кресле, – это не для слабонервных…

Направляясь к выходу, остановился, выбирая, в какую же дверь выходить. Кое-как собрал их в «кучу».
– А укол не подействовал, потому что пил вчера! – раздался за спиной скрипучий голос.
– Да я месяц ни капли… – обернулся я, ошарашенный.
– Пил…!!! – голос сорвался на визг.
Мне показалось, она хотела добавить: «Сука», но почему-то сдержалась.

Когда добрался до дома, боль прошла: наконец-то подействовал укол.



Пришлось заняться зубами сразу по приезду «на материк» …

По коридору, натурально плача, шёл мужик, умоляя семенящую впереди него медсестру вырвать доконавший его зуб.
– Только напишите заявление на имя главврача, – смилостивилась та.
– Да хоть в министерство здравоохранения, – обрадовался мужик, утирая слёзы.
Можно было подумать, что речь шла как минимум об эвтаназии.
«Да, дела…» – я поскрёб в затылке.

Просунув голову в окошко регистратуры, сказал:
– Мне зуб вырвать.
– Сначала к терапевту, он и направит, куда надо.
– Да был я у терапевта.
– Надо, чтобы наш осмотрел.

В клинике работали студенты: у них была практика. «Ну, студентов-то учат нормально, это уж потом они набираются профессиональных навыков», – подумал я с некоторым облегчением…

Терапевтом оказался длинноволосый «вьюнош» в солидных роговых очках.
– Здгавствуйте, молодой человек, пгисаживайтесь. Что вас беспокоит?..

– И кто сказал вам эту глупость?! Почти здоговый зуб. Сейчас немного подшпаклюем, подмажем, закгасим. Делов-то на пять минут!

Мне вспомнился прелестный еврейский анекдот: «Кабы я был царь, я бы таки жил немножко лучше, чем царь. Я бы таки ещё немножко шил».
Он таки ещё и немножко «шил» – мне стало смешно.

– А вот тут у вас осколок остался, надо бы удалить. Сегодня закончим или отложим?
– Нет уж, давайте сегодня, завтра я могу до вас и не дойти!
– Ну что вы, что вы! Здесь габотает мой пгиятель, он сделает всё в лучшем виде…

Я сидел на скамейке, ожидая вызова. Из кабинета вышел мужик. Боже, как он выглядел!!! Глаза его плавали независимо друг от друга, как у хамелеона, лицо было белее мела и мокрое от пота, руки колотились, как в известном фильме Гайдая. Я ужаснулся, впору было давать дёру, но ноги словно прилипли к полу. Мужик на ощупь добрался до скамьи, уселся, и всё трясся, трясся, трясся…

«Хотя это ещё не нокаут, судя по тому, что мужик хоть как-то владел собой, а не валялся на полу тря-пичной куклой», – попытался я себя успокоить.

Из двери выглянул хирург. Был он в свитере, джинсах и кроссовках.
– Залетай! – весело скомандовал он мне.

Перед кабинетом была ещё маленькая приёмная. На подоконнике сидели и курили две размалёванные девицы. В огромном кабинете не было ничего, кроме сиротливо стоящего у окна зубоврачебного кресла.
– Садись, показывай! – непонятно чему радуясь, потребовал хирург.
Поставив укол, удалился к подружкам. Я ждал. Ждал, что произойдёт быстрее: подействует укол или вернётся хирург. Солнце слепило глаза, из приёмной доносилось весёлое щебетание. Я не заметил, как задремал…

– Ну что, готов?! – надо мной склонилось улыбающееся лицо.
Страха не было, окружающее воспринималось как сквозь туманный фильтр. Минут пять покопавшись у меня во рту, дружески хлопнув по плечу, хирург всё тем же жизнерадостным тоном предложил покинуть сей «Храм здоровья».

У выхода я обернулся, девицы с нескрываемым любопытством смотрели на меня. Видок у меня, надо полагать, был ещё тот…

Часа через два нестерпимо зачесался нос, и тут до меня наконец-то дошло, чего мне «вкатил» сердобольный смешливый «зубодёр».



Зуб, «зашпаклёванный и закрашенный» интеллигентным еврейчиком, напомнил о себе лет через пять…

Как-то ночью мы «тырили» картошку с совхозного поля (своей не было). Наползавшись на брюхе по сырой и холодной (дело-то было осенью) земле, продрог до костей. А под утро меня пронзила дикая боль. Дело было на даче, на медпомощь рассчитывать не приходилось, а автобус только вечером.

Кое-как, перебиваясь с водки на водку с солью (лекарств тоже никаких), дотянул до вечера и, разузнав, где находится дежурная клиника, поехал в город…

На двери висел «пудовый» замок. Пришпиленная записка отсылала меня «в тридевятое царство». Городского транспорта в том направлении не предвиделось – побрёл пёхом. Боль то накатывала, то чуть отпускала, но не давала расслабиться.

– О! За пять минут до смерти! – встретила меня радостным возгласом дородная пожилая медсестра, изнывавшая, как я понял, от скуки.
– А то бы я к вам припёрся, на ночь глядя, – ответить шуткой на шутку сил не хватило.

Расписавшись в журнале, что удаление произведено с моего согласия, а сам я в трезвом уме и ясной памяти, буквально рухнул в некогда такое ненавистное, а сейчас желанное кресло.

Укол поставили скорее для проформы, ибо больнее, чем есть, сделать было уже невозможно.
– Да рвите, чего тянуть-то, – простонал я.
Хирург, тоже не первой молодости, но ещё достаточно привлекательная женщина, пожала плечами и занялась делом.

Процедура оказалась на удивление короткой и безболезненной. Когда докторша, звякнув брошенными щипцами, откинулась назад, с моих глаз будто пелена спала, а с плеч камень свалился. Я снова почувствовал вкус бытия, мне снова захотелось жить!
– Ах вы ж мои спасительницы, – радостно загоготал я, – дайте ж я вас расцелую!
– Но, но! Ишь, петушок, а только что помирал, – беззлобно смеясь, отшучивались они. – Иди уж, ночь на дворе, далече, поди, добираться?
– Пустяки, мне теперь и сто вёрст не крюк, прогуляюсь…

Я неторопливо брёл по ночному городу. Низкие облака были расцвечены огнями неоновых вывесок, в воздухе пахло мокрыми палыми листьями. Я «пил» этот волшебный коктейль полной грудью. Хотелось подойти к редким в это время прохожим, поговорить… Ни о чём, так – о жизни, о погоде…

Как, оказывается, мало нужно человеку для счастья: достаточно на время поставить его в невыносимые условия, а после – обыденные вещи воспринимаются им чуть ли не как чудо!

18.08.2002